История одного методологического подлога
Вопрос о численности православных в России имеет яркую политическую окраску. Завышать численность православных выгодно некоторым церковным деятелям, претендующим на материальную поддержку государства, политикам, разыгрывающим «православную» карту, и некоторым ученым, обслуживающим как первых, так и вторых.
Между тем, существует неразрешимое противоречие между часто повторяемой статистикой и реальной социальной ролью Церкви в нынешней России. Прежде всего ответим на вопрос, что теперь представляет собой Православная Церковь в России, если применить к ней критерии как богословские (догматические и канонические), так и социологические, и, если, хотите, экономические.
Православная, впрочем, как и любая традиционная христианская
экклесиология, оперируя понятием член Церкви, предполагает необходимость фиксированного членства в поместной церкви-приходе. Иными словами, православный христианин может называться членом Церкви лишь тогда, когда он зафиксирован в этом качестве в конкретном приходе. В России этот
экклесиологический принцип неизменно соблюдался со времени Крещения Руси и до середины 20-1х гг. ушедшего ныне столетия. И в Древней Руси, и в Московском государстве, и в имперской России членство в приходе, вообще, обеспечивало человеку его гражданский статус. Введение Временным Правительством в марте 1917 г. возможности для российских граждан внеконфессионального состояния с гражданской регистрацией рождений и смертей, браков и разводов (1) юридически обеспечило значительный отток из Церкви тех, кто, практически к ней не принадлежа, продолжал числиться ее членом. В свою очередь высшая церковная власть в лице Святейшего Синода заранее это канонически оформило, распорядившись пересмотреть все приходские книги, с тем, чтобы в них оставались только те, кто реально практикует православную веру (2). Последнее, как известно, было связано с укреплением в Российской Церкви начал соборности. Так, составленные тогда из полноправных членов прихода собрания не только выносили решения по всем принципиальным вопросам его хозяйственной жизни, но и контролировали приходские финансы. На епархиальном уровне такие же права имели епархиальные собрания, составляемые из выборных представителей клира и мирян. Наконец, на общецерковном уровне права контроля переходили к Всероссийскому Поместному Собору в составе правящих епископов и выбранных от епархий клириков и мирян. Все это было закреплено в определениях Поместного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. и действовало до тех пор, пока весной 1922 г. коммунистический режим не обрушил внутреннюю структуру Российской Церкви, во многом лишив ее возможности жить в соответствии с ее каноническими установлениями. Тогда же и был нарушен незыблемый для Православной Церкви принцип фиксированного членства в приходе.
Для регистрации, а, следовательно, и легальной деятельности религиозного объединения, как на советском юридическом языке стал именоваться приход, Постановлением ВЦИК в 1922 г. был установлен минимум в 50 учредителей (3), а уже в 1929 г. Постановлением ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях» (аналогичные постановления были приняты тогда и в других союзных республиках) этот минимум был снижен до 20 человек (4). На практике же это означало, что надлежащие советские органы вплоть до 1990 г. регистрировали, как правило, не более 20 граждан в качестве прихожан.
При этом справедливости ради, следует отметить, что тогдашняя, равно как и последующая «церковная общественность» не стала этому каким либо образом противиться. Более того, в атмосфере тотального страха, господствовавшей в сталинском СССР в конце 20-х и в 30-е годы, верующие интеллигенты, причем даже те из них, кто прежде проявлял свою религиозную активность, в значительной, если даже не в преобладающей, своей части стали скрывать свою религиозность. Так, я располагаю немалым числом личных свидетельств того, что во время переписи 1937 г. такие православные на вопрос анкеты об отношении к религии заявляли, что они «неверующие».
Но и позднее, когда с 1991 г. Церковь стала пользоваться невиданной доселе внешней свободой, никому ни из иерархии, ни из новоявленной «церковной общественности» не пришло в голову поднять вопрос об исправлении того ненормального положения, в котором она находилась, не имея возможности осуществлять свою миссию в соответствии с принятыми церковными нормами. Приходится признать, что ни епископату, ни духовенству, ни тем церковным активистам, для которых разного рода церковные структуры стали более или менее сытной кормушкой, нет резона менять сложившееся положение вещей, обеспечивающее известную непрозрачность церковных финансов и всякой хозяйственной деятельности под церковной «крышей». Понятно, что в случае восстановления в Русской Церкви ее полноценного канонического строя на всех уровнях приходском, епархиальном и общецерковном, возможности для различных злоупотреблений значительно бы сузились.
Однако во многом пролоббированный Московской Патриархией Закон РСФСР «О свободе вероисповеданий», принятый в самом конце 1990 г., этому явно не способствовал. Более того, он закрепил положение, делающее возможным всего 10 гражданам стать учредителями религиозного объединения (5). Данное положение полностью перекочевало и в скандальный Закон 1997 года (6). Но уже тогда, в начале 90-х
гг., этим поспешили воспользоваться неизменно поддерживаемые правящими архиереями стаи лихих настоятелей, приходившие в новооткрываемый храм со своей «десяткой». При этом нередко случалось, что это приводило к разгону уже зарегистрированной общины, впрочем, обычно не более многочисленной. Что же касается не слишком густой массы посетителей православных богослужений (прихожанами их невозможно назвать даже по чисто формальному признаку), то, как правило, подавляющее большинство из них устраивает их реальное положение клиентов в комбинате ритуальных услуг, в который выродился типичный «приход» Московского Патриархата.
Последнее уже может служить хорошим материалом для психологов и социологов религии, берущихся оценить то, что можно было бы назвать современной российской религиозностью. Таким образом, передо мной, как перед профессиональным богословом в связи с этим встает вопрос: а существует ли, вообще, в современной России Православная Церковь, если приложить к Московскому Патриархату традиционные догматические и канонические критерии церковности? Взгляд стороннего наблюдателя увидит в нынешней Русской Церкви прежде всего субъекта рыночной экономики в ее пост-советской модели, осуществляющего свою деятельность как сеть коммерческих предприятий (комбинатов ритуальных услуг), действующих по принципу франчайзинга.
Представленная выше характеристика важна для нас, так как наглядно показывает, что в свете действительного положения вещей говорить об Русской Церкви как об общественной структуре реально влияющей на политические процессы в стране довольно проблематично. Это то, что касается ее качества.
Какова ее количественная составляющая? Официальной статистики своих членов Московский Патриархат не ведет, и из сказанного ниже станет понятно почему. При этом в документах Патриархии с 1988 г. неизменно звучит формула типа: «Церковь наша многонациональна и многомиллионна». Попробуем посмотреть, что стоит за этой «многомиллионностью», взятой на щит официальными церковными идеологами и пошедшими к ним в услужение учеными.
Исследования последних семи лет, проводимые различными независимыми социологическими службами неизменно указывают цифру порядка 4,5% населения России, которые могут быть охарактеризованы как практикующие православные (7). При этом здесь мы сталкиваемся с любопытным феноменом, что неоднократно приходилось наблюдать автору этих строк. Лица, практикующие такие специфические компоненты православной религиозности как посты, чтение утренних и вечерних молитв и ежедневное чтение Священного Писания далеко не всегда проявляют себя как усердные посетители православных храмов или же других религиозных организаций, действующих под православной вывеской. Причины этого, как правило, банальны. Это, прежде всего, отсутствие доверия к духовенству, как к высшему, так и к приходскому, в связи с чрезмерной коммерциализацией того, что условно можно назвать церковной жизнью.
При этом более образованные и сознательные представители этой плеяды практикующих православных (не только из числа тех, что пришел в Церковь недавно, и, что называется, «соблазнился» коррупционными скандалами, в которых погрязла как сама Патриархия, так и некоторые другие церковные структуры, но и те, кто вышел из среды потомственных верующих или же пришел в Церковь в 70-е и более ранние годы) снижение своей институционально-религиозной активности объясняют также усилением в церковной среде тоталитарного типа сознания, выражающегося в интегристских и просто обскурантистских настроениях значительной части духовенства и церковных активистов. «Я не могу ходить в эту фашистскую церковь», заявил мне два года назад один научный сотрудник-гуманитарий, которого еще с начала 70-х я знал как усердного богомольца одного из московских храмов.
Некоторое представление о реальном количестве регулярных посетителей богослужений можно получить, обратясь к косвенным данным. В частности, к отчетам органов внутренних дел о количестве пришедших на пасхальный крестный ход в том или ином населенном пункте. Эти данные ежегодно публикуются в местных СМИ. Подобная статистика, стоящая в ряду обычного учета массовых скоплений народа, довольно показательна. Так по Москве с ее десятимиллионным населением число лиц пришедших на центральное православное богослужение в году колеблется в пределах 110-150 тыс. человек (8), что составляет (берем по максимуму) порядка 1,5% ее населения. Эти данные следует признать достаточно корректными, поскольку простое сопоставление наличных богомольцев за пасхальным или другим праздничным богослужением относительно общего количества населения в границах действия того или иного православного храма, как правило, даст нам либо это, либо даже более низкое соотношение.
Методологический же подлог, упомянутый в
заголовке статьи, на который идут все, рассуждающие о «многомиллионной» Церкви (в данном случае применительно к населению РФ), состоит в том, что в число православных заносятся все, кто так себя самоидентифицирует (или может идентифицировать) вне зависимости от религиозной практики, которая только и может выступать в качестве критерия достоверности такой идентификации.
Попросту говоря, речь здесь идет о хорошо известном религиоведам, этнологам и политологам феномене, характерном для ряда стран постхристианской Европы, когда указание на конфессиональную принадлежность служит эквивалентом национальной самоидентификации. Особенно жестко такая привязка видна странах, входивших в бывшую Федеративную республику Югославия, когда вне зависимости от отношения к религиозной практике серб назовет себя православным, хорват католиком, а босниец мусульманином. В России, конечно же, нет столь жесткой привязки национального и конфессионального. Тем не менее, судя по социологическим опросам, нельзя исключить, что в случае включения вопроса о вероисповедной принадлежности при проведении Всероссийской переписи населения порядка половины респондентов отнесут себя к православным (9). Это и будут как раз те, кто рассматривает православие как показатель принадлежности к русской нации, причем не на исповедном, а на обрядово-бытовом уровне. И это находит выражение в пасхальных и рождественских застольях, в крещении детей (без какого-либо дальнейшего их религиозного воспитания), в похоронах «с попом, как у людей», а в последние годы среди материально состоятельной части подобной публики и в церковном венчании при заключении брака. Один московский священник с многолетним стажем по этому поводу как-то сказал мне, что в России большинство тех, кто называет себя православным оказываются в церкви лишь дважды: первый раз, когда его еще младенцем приносят крестить, а второй, когда его уже покойником приносят отпевать.
Итак, тезис о том, что «православное население России должно составлять, как минимум, от 70 до 80 млн. человек» (10), т.е. порядка тех самых 47-55% населения России, обычно показываемых социологическими исследованиями, указывает в данном случае на тех, кто самоидентифицирует себя как православных. Этот тезис продолжают отстаивать идеологами того, что я обозначил бы как политическое православие или же православизм, в т.ч. и от науки. Это наглядно демонстрирует пленарный доклад проф. П. И. Пучкова
«Нужен ли вопрос о религиозной принадлежности в переписи населения России 2002 г.?», прочитанный на симпозиуме «Православие и культура этноса», прошедшем в Москве в Российской Академии наук 9-13 октября 2000 г. Исходя из вышеприведенной идеологической установки проф. Пучков отвечает на него положительно. При этом, сетуя на то, что Госкомстат не стал включать в анкету для переписи вопроса о вероисповедной принадлежности россиян, исходя из светского характера Российского государства и социальной неактуальности в современной российской действительности такого дела, как отношение граждан к религии (11), автор доклада обратился опыту таких стран как США, Япония и Франция, где, несмотря на отсутствие в переписных листах вопроса о конфессиональной принадлежности, имеется достаточно надежная статистика численности членов тех или иных религиозных объединений. При этом проф. Пучков в качестве иллюстрации привел издающийся американским исследовательским центром «Glenmary» справочник «Церкви и церковное членство в США» («Churches and Church Membership in the United States»)(12). Докладчик, правда, не учел при этом, что данным примером он, явно не желая того, «подложил свинью» Московской Патриархии, которую решил научно «обслужить».
Дело в том, что подобный справочник можно было бы подготовить и в России, специалисты здесь для этого есть. Однако, сможет ли Московская Патриархия, подобно каноническим центрам американских церквей, чьи статистические данные приводятся в справочнике «Glenmary», дать точные данные о численности своих членов? Вопрос, понятно, риторический. Если бы все православные храмы вели, даже не традиционные приходские книги, а хотя бы учет всех говеющих Великим постом (как это было принято в дореволюционной России), очевидно, что количество реальных православных оказалась бы на порядок и более ниже той цифры, которую мы так часто слышим по поводу и без повода от влиятельных церковных и политических лидеров (13).
ПРИМЕЧАНИЯ:
- Постановление Временного Правительства «О свободе совести». // Церковные ведомости, 1917. № 31. С. 247-248.
- Временное положение о православном приходе. [Утверждено Определением Святейшего Синода 17-21 июня 1917 г. за № 4062]. // Церковные ведомости, 1917. № 28. С. 193-199.
- Революция и церковь, 1923. № 1-3.
- См.: Куроедов В. А. Религия и церковь в советском обществе. М., 1984. С.108-110.
- См.: Религия и закон. Конституционно-правовые основы свободы совести, вероисповедания и деятельности религиозных организаций. Сборник правовых актов с комментариями. М., 1996. С. 67.
- Федеральный Закон «О свободе совести и религиозных объединениях»: ст. 8, п. 3. // Религия и право, 1998. № 6 (9). С. 12.
- См.: Борзенко В., Павлов И. Читатели Библии в России: групповой портрет в цифрах. // Мир Библии, 1994. Вып 2. С. 105; Россиянам дорого православие, а не религия. (По материалам «Эхо Москвы») // Сегодня, 02.09.1995; Савельев О. Веруем, не ведая дороги к храму. // Сегодня, 06.07.1996; Каариайнен К., Фурман Д. Цена «Религиозной пятилетки». Слухи о Втором Крещении Руси, мягко говоря, преувеличины. // Московские новости, 13-19.03.1997; Мчедлов М. Религиозность молодежи. Преодоление старых стереотипов и превалирование светских ценностей. // НГ-религии, 23.01.1998; Сорокина Н. Студенты о религии. Большинство считают вредной деятельность новых культов, но и Православная Церковь не всех устраивает. // Татьянин день, 1998 сентябрь. № 24. С. 4.
- См.: Шевченко М. Пасху праздновали и в Москве, и в Грозном. // Независимая газета, 21.04.1998.
- По данным опроса, проведенным фондом «Общественное мнение» в августе 2000 г., православными назвали себя 58% респондентов, репрезентирующих взрослое население России. См.: Православных в России много, но в церковь ходят мало. // НТВ.ru Религия и общество, 18.08.2000.
- См.: Пучков П. И., проф. Нужен ли вопрос о религиозной принадлежности в переписи населения России 2002 г.? C. 7 // Web-site «Русская линия»
(www.rusk.ru). Новости 14 октября 2000 года. Православиее и культура этноса. - Проф. Пучков ссылается на письмо Государственного комитета по статистике Рф, направленно в ответ на соответствующее обращение Института этнологии и антропологии РАН. Там же. С. 2-3.
- Там же. С. 4.
- Следует отметить, что в Москве по указанию Московской Патриархии сейчас в храмах ведутся специальные богослужебные журналы, куда заносятся данные о количестве треб и о числе причастников и говевших Великим постом. Весьма показательный образец такого журнала, ведущегося в храме св. мученицы Татианы при МГУ был опубликован в 1999 году. (См.: Вигилянский В., свящ. Татьянинский храм: взгляд изнутри. Социологические заметки. // Татьянин день, 1999. № 28. С. 8-9). Однако неочевидно, что такие журналы ведутся в каждом православном храме России, и что их данные обобщаются на епархиальном и общецерковном уровнях. Во всяком случае, Московская Патриархия никогда не обнародовала такой статистики.
Игумен Иннокентий (Павлов)