Настоящий высокодуховный человек
Если я сейчас начну рассуждать о гипотетическом деревянном протодорийском ордере, то вряд ли много людей захочет оставлять комментарий к такому тексту. А вот если я напишу про колбасу в СССР (вернее, её отсутствие), то полторы-две сотни комментариев наберётся запросто. А может и больше. Причём многие комментирующие будут выставлены Лигой защиты Светлого Образа СССР. Как так получается, что высокодуховные советские люди не хотят рассуждать про триглифы и канелюры, но зато очень активно комментируют «колбасную тему»? Иной раз даже смешно, стоит сказать «колбаса», как словно чёрт из табакерки какой-нибудь совок объявится. Да ещё юродствовать начнёт: «вы что, в детстве колбасы не наелись?». Идиотизм, конечно, лечится с трудом. Если вообще лечится. Но я сейчас не про колбасу буду рассуждать, а про совершенно даже обратное – про духовность. Итак, совместима ли колбаса и духовность?
В комментариях к предыдущему посту, где я сделал кое-какие беглые зарисовки о содержимом холодильников советской интеллигенции на примере советского фильма, было несколько заявлений такого рода: «Для духовного человек еда не является чем-то главным. Духовное совершенствование человека никак не связано с едой. И вообще – не надо делать культ из еды». Меня, если честно, такая постановка вопроса раздражает. Ибо я никак в толк не возьму – что может случиться такого ужасного с духовным человеком, если он после посещения музея или, скажем, Большого театра, посетит хороший ресторан, где со вкусом поест какие-нибудь роллы или сочную свиную отбивную, запивая это всё хорошим пивом, вином, а то – и чего уж там – качественной водкой или коньяком. Неужели вся духовность испарится? Например, я помню, что в советское время в буфете Большого театра продавали бутерброды с ветчиной и колбасой. И даже икрой. И народ, несмотря на встречу с прекрасным (а может благодаря ей), уплетал в антракте эти самые бутерброды за обе щёки – ещё и не протолкнуться было в очереди в буфет.
Но давайте взглянем на проблему высокой духовности шире. С исторической, так сказать, точки зрения. Вот я сейчас начертаю несколько формул высокодуховного человека и, надеюсь, с этим не станут спорить не только люди, симпатизирующие советским временам, но даже явные совки и оголтелые совпаты.
Итак, духовный человек – это человек, который если не регулярно, то довольно периодически посещает музеи, ходит в театры, на концерты классической музыки, посещает балет. Нет возражений против такого портрета духовного человека? Во всяком случае, в СССР именно такой образ навязывался гражданам. Ходить в театры/музеи/балеты, слушать симфонии – это был высший пилотаж в деле развития гармоничной личности.
Но давайте зададимся вот каким вопросом: а откуда вообще взялся такой стандарт духовности? Почему духовный человек должен слушать Лебединое озеро, а не Аркадия Северного? Почему ходить в цирк – это не очень духовно, а вот в академический театр (хотя бы даже Советской армии) – высший класс? Почему, наконец, посещение футбола не засчитывалось, как усиление личного духовного совершенствования, а пробежка по музею шла вне конкуренции?
Давайте разберёмся. Ну например, что такое музей? Ну возьмём, например, самый известный музей нашей страны – Эрмитаж. Что такое Эрмитаж? Правильно – это бывший царский дворец. А что такое Останкино, Архангельское? Всё верно – это бывшие дворцы графов и князей. Вы, наверное, уже поняли, куда я клоню? В самом деле – этот вот стандарт духовности (музеи, симфонии, балет) – это стандарт досуга аристократии. Что такое музей – любой – как не копия дворцов высшего дворянского слоя прошлых эпох? Копия не всегда точная с архитектурной точки зрения, но всегда – с точки зрения наполнения. В усадьбах дворян висели картины и стояли статуи? Вот и в современных музеях висят картины и стоят статуи. То есть с эстетической точки зрения, музей – это визуальный клон дворянской усадьбы или дворца аристократа. И человек, который ходит по музею, немного становится как бы посетителем графских, а то и княжеских, да пожалуй даже царских покоев. Вон он – эталон духовности.
А классическая музыка? Для кого она писалась? Кто оплачивал работу, например, Моцарта? Да всё те же самые аристократы, курфюрсты и прочее. Театры? Ну давайте посетим усадьбу Останкино и найдём там театр Шереметьева. Балеты? Ну тоже поинтересуйтесь (если не в курсе), кто был основным зрителем балетов в XVIII – начале XIX веков. Ну или, чего там попусту говорить эвфемизмами. Все эти балеты так или иначе берут своё начало из представлений при дворе Людовика XIV.
Можно на этот счёт целое исследование написать. Я этого делать не буду. Но, надеюсь, для любого вменяемого человека очевидно, что эталон духовности – это повседневная жизнь аристократии. Вот кто задавал тон века тому назад и опосредованно задаёт тон сегодня – высшая элита, голубая кровь, аристократия. В этом моменте, чувствую, члены «Клуба тёплых воспоминаний об СССР» должны несколько оживиться. Ну в самом деле – как же советский патриот может признать этакое – чтобы за основу духовного облика строителя коммунизма были взяты эстетические предпочтения аристократии. И однако это факт. Не будь аристократов с их эстетическим вкусом, не было бы балетов/симфоний/театров/музеев. Не было бы эталона, по которому должен был был равняться всякий, кто хочет стать высокодуховным человеком.
Ну кого бы взять для примера, чтобы даже совпаты не стали возражать? Ну возьму, например, Дениса Давыдова. Можно ли его назвать высокодуховным человеком? Да я с удовольствием брошу кирпич в того, кто откажет Денису Давыдову в высокой духовности. Образ его стал почти хрестоматийным. Он и бесстрашный рубака, и талантливый военачальник, он и поэт. И, не забудем, дворянин, причём не из низших – начинал служить кавалергардом, то есть в элитных войсках.
Ходил ли Денис Давыдов в музеи? Специально конечно не ходил, ибо тогда музеев не было, ибо любая дворянская усадьба была музеем. То есть Денис Давыдов в музее жил. А слушал ли он симфоническую музыку и смотрел ли балет? Да безусловно – это было обычным времяпрепровождением дворянства. Да ещё и балы посещал, отплясывая мазурку. И барышень, сказывают, соблазнял. Да ещё стихи писал. И неплохие стихи. То есть в лице Дениса Давыдова мы имеем просто классический пример высокодуховного человека, причём именно с точки зрения официальной советской пропаганды.
А теперь – внимание – зададимся следующим вопросом: а как питался Денис Давыдов?
Вопрос не праздный, а сугубо конкретный. Нет, в самом деле, можно ли представить, чтобы Денис Давыдов, живя в усадьбе-музее, приглашая друзей к себе домой, лез в холодильник и видел там банку солёных груздей и килек пряного посола, ну ещё может творог и пучок завядшей петрушки? Можно ли предположить, что Денис Давыдов пил с друзьями не французские вина, а какой-нибудь портвейн «Анапа»? Можно ли себе такое представить? Да полно, такого не могло быть ни при каких обстоятельствах. Дворянство вообще и аристократия в частности питалась не просто хорошо, а изысканно. Мы сейчас даже представить не можем, как питалась аристократия. Перечитайте хотя бы «Мёртвые души», чуть внимательнее остановившись на том моменте, как например Чичикова потчует Собакевич. А это не какой-то аристократ – а так, обычный провинциальный дворянин. А можете почитать описание «Аглицкого клуба» у Гиляровского.
Хорошее питание было точно такой же неотъемлемой частью повседневной жизни высокодуховной аристократии, как посещение театров и балов. Великолепные картины, статуи, симфоническая музыка, театры, балеты, пиры и банкеты – вот чем жило дворянство. Вот полный, не купированный образ жизни высокодуховного человека.
Но вот какая любопытная метаморфоза этого образа произошла в Совдепе. Чисто визуальную сторону быта аристократии советская пропаганда взяла и, так сказать, освятила, уведомив всех, что духовный человек должен регулярно смотреть на картины древних мастеров, любоваться мраморными нагими пейзанками, таять при звуках вальса маленьких лебедей и вникать в глубинную суть продажи старого вишнёвого сада. Это всё входило в скорректированный образ высокодуховного человека.
А вот вкусная и изысканная пища – нет. Более того, советская пропаганда стала усиленно навязывать тезис, что высокодуховный человек не должен заморачиваться на еду, ибо еда от духовного только отвлекает. Тем самым советская пропаганда удивительным образом создала симбиоз императивов двух своих идейных врагов: аристократии и церкви. У аристократов были взяты: театры/балеты/симфонические концерты, а у церкви – пристрастие к аскезе. То есть пялиться на голых баб на картинах и следить за матримониальными хлопотами некоего Фигаро, советский человек должен был, как аристократ начала XIX века, а отказывать себе в нормальной еде, как какой-нибудь монах-столпник.
Получается следующая картина. Музеи (картины, статуи), балеты, театры были созданы не большевиками, а в те проклинаемые большевиками времена, когда народ якобы страдал под ярмом помещиков и капиталистов. Конечно, большевики могли бы все эти картины/статуи сжечь в буржуйках или полностью распродать на западных аукционах (что они частично и сделали в начале своего правления). Но всё же многое из былого аристократического наследия большевики сберегли. Честь им и хвала за это и низкий поясной поклон (ведь ясен пень, что никто другой, кроме большевиков, Эрмитаж сберечь не сумел бы). Вот отсюда и стандарт на усиленное духовное поглощение этих бывших аристократических ценностей. А вот что касается качественной, изысканной и обильной пищи – это уже большевикам надо было самим как-то изловчиться и регулярно вкусно кормить народ. Но вот с этим у большевиков были регулярные проблемы. Вот поэтому так кстати пришёлся ко двору церковный идеал постничества.
Что я, собственно, хочу сказать? Я хочу сказать, что высокодуховный человек – это гармоничный человек. А гармоничный человек не может насыщаться духовными красотами полотен Рубенса, а на десерт кушать ливерную колбасу в прикуску с плавленым сырком «Дружба». Тем более не может гармоничный духовный человек одеваться в какое-то убогое нечто, которое хотя и называется платье или костюм, но выглядит так, что даже покойник покраснеет, если его в это нарядить. Нет, уважаемые, у высокодуховного человека очень развито чувство прекрасного. А чувство прекрасного – это такое чувство, которое заставляет человека не только приходить в священный трепет при звуках симфонии № 2 Рахманинова, но и ощущать неловкость, если не стыд, от собственной плохой одежды и собственной плохой пищи.
Поэтому я утверждаю, что тот, кто делает смелые заявления в стиле: «Я хожу в музеи и на концерты Алябьева, поэтому я очень духовный, а на сёмгу/ветчину и модную одежду мне плевать», то такой человек не является ни высоко, ни просто духовным, а представляет из себя обычного нищеброда, который в принципе не понимает глубинного значения слова «культура». Такой человек просто ущербен. Ибо он не понимает, что вкус к хорошей еде является точно такой же неотъемлемой составляющей аристократического вкуса, как вкус к хорошей музыке и полотнам великих мастеров.
