Лекция 32: О Настоящей Жизни, или фотографический нравственный императив

В последние два дня Истинный Учитель Истины (то есть я) не написал ни строчки, потому что изучал магические свойства фотографии. Причиной стал упитанный пациент, явившийся ко мне с толстой пачкой фотоснимков и разложивший их передо мною на столе.

-- Вот я на своей ауди. -- нежно приговаривал он. -- Вот мы с друзьями в бильярд играем. Это Мармарис...

Когда мне удалось его прервать, я поинтересовался, на что он жалуется.

-- У меня депрессия. -- признался пациент. -- Затяжная, очень давно уже.

...Кажется, разительный контраст между фотоальбомами, изображающими бильярдно-мармарисное счастье наших современников, и их же повседневными унылыми физиономями еще никем не изучался. Поэтому я решил стать первым, опередив даже такого ловкого пострела, как проф. Инъязов. Эпикриз моего исследования таков: фотоальбом как понятие способен захватить волю человека и полностью подчинить его себе.

Речь в данном случае не идет о происках Внеземных Цивилизаций. Фотографический императив -- это мутация местная, земная. В ее основе лежит традиционное человеческое желание остаться в памяти -- своей и в первую очередь своей семьи -- в симпатичном виде. Поэтому купеческие пары эпохи Возрождения, желавшие быть написанными какими-нибудь Большими или Малыми голландцами, одевали для позирования что получше и натаскивали в изображаемое помещение самые богато окованные сундуки.

В начале двадцатого столетия мои собственные родители готовили меня к фотографированию не меньше часа: меня переодели несколько раз, многократно переложили на моей семилетней голове блондинистые кудряшки, потом долго требовали сделать серьезное лицо (тогда считалось, что лица должны быть серьезными, на грани похоронности) -- и после этого я, сидящий на стуле между отцом и матерью, еще не менее десяти минут смотрел на вертлявого фотографа, ожидая вспышки магния.

В то время фотография воспринималась как единичный случай -- шанс показать потомкам, какими предки были в их лучшие моменты, "на пике формы". Никто, разумеется, не принимал изображенную на фото, заведомо искусственную реальность за правду (до семидесятых годов двадцатого века было принято фотографироваться на фоне фальшивых пейзажей, изображающих горы, море и спускающуюся по колонне беседки лозу).

Однако с развитием фотографии массовой, ежедневной и производимой с помощью любого утюга -- идея подверглась болезненному изменению. Она заставила мозг нашего современника сделать своего рода кувырок -- и резко поменяла в нем местами восприятие реального и ненастоящего.

Настоящей Жизнью поддавшиеся диктатуре Фотоаппарата люди почему-то назначают то, что могут вставить в альбом (список чётко ограничен: я на ауди, я с друзьями в биллиард, это Мармарис, это барбекю). Всё прочее, занимающее вроде бы девяносто пять процентов жизни, назначается чем-то несущественным, неважным, что следует как можно скорее "перезимовать" -- до следующего акта поклонения объективу. При этом в их мозгу поселяется иллюзия, будто всё свое существование можно подтянуть до фотографической реальности -- надо только постараться.

Поэтому, если в распоряжение наших далеких потомков, не дай Бог, и в самом деле попадутся размещенные на каком-нибудь сервисе "мои фотоальбомы" -- то потомки убедятся: предки почти не работали, не занимались уборкой, не читали книг, -- зато патологически часто рубались в бильярд, плясали, катали шары в кегельбане и всё время, практически всем Человечеством, беспрерывно смеялись в Мармарисе.

В особо запущенных случаях фотографический нравственный императив так силен, что даже не требует фотоаппарата. Зомбированная личность сама, по своей воле плюет на девяносто пять процентов своей жизни, считаяя ее незначительной фигней -- и судорожно ищет возможности попозировать перед вспышкой собственного субъективного кэнона. В этом желании встать с длинным шампуром барбекю над средиземноморскими водами, испытав краткое счастье от соответствия жизни фотоальбомным идеалам -- корень не только большинства супружеских предательств, ссор и разводов. В нем, с учетом невозможности привести к фотоальбомному идеалу свою жизнь -- корень и затяжных депрессий, подъедающих нашего современника.

Ибо только отказавшись от подчинения фотоальбому, требующему бросать жизнь в топку ради долёта до Турции раз в год, больной заметит, к примеру, что работает на нелюбимой работе, а живет и выглядит как попало. И, возможно, сумеет принять меры.

Космос призывает сделать это.