Об эммигрантах
818. Ковыляй потихонечку-2
Тема вызвала бурную реакцию, и чтобы не утонуть в хаосе эмоциональных реплик, отвечу суммарно.
Поговорим с тобой, рашкован, о работе, о детях.
В ЖЖ давно возникла группа истерично настроенных эмигрантов, тратящих немыслимые усилия на обмен мыслями с недавними соотечественниками. Мыслей, собственно, никаких нет, есть ругань, причём ругань весьма своеобразная. Речь идёт об изолированном социально и этнически сообществе, а такие сообщества постоянно рождают из себя новую лексику. Которая для основного мейнстрима звучит смешно и, в предельных случаях, непонятно.
Выдуманные и вымученные бессонными ночами «быдлорашки» «говнорашки», «рашкованцы» и т.д. коренное население никак не задевают уже потому, что выглядят непонятными терминами цыганского арго. Кроме того, за последние 5-10 лет люди вполне уяснили себе понятие «троллинга» и на бессмысленный поток оскорблений только понимающе ухмыляются и переключают страницу. «Усё ясно».
Но не совсем.
Известно, что садизм энд мазохизм часто возникает в результате случайной контаминации первого полового опыта и физических травм. Например, если первый поцелуй закончился звонкой пощёчиной и кровью из носа.
После революции 1917 года из многострадальной России хлынул поток беженцев. Это была элита нации. Людей было настолько много и их уровень был так высок, что в 20-30-е годы Россия в культурном отношении на 80% существовала в эмиграции. И пафос эмигрантов первой волны заключался в сохранении, а по возможности и приумножении русского культурного наследия. Это вполне удалось – в той степени, в какой это вообще было возможно.
Но других примеров такому явлению в мировой истории нет. Например, аристократическая эмиграция из революционной Франции по своему уровню (да и по количественным показателям) даже близко не стоит с русской диаспорой начала века 20-х. А дальше и сравнивать смешно (антифашистская эмиграция из Третьего Рейха и т.д.)
Поэтому в русской культурной традиции 20-го века закрепилось крайне уважительное отношение к эмиграции и эмигрантам.
Для русского человека эмигранты были хранителями культуры и людьми с духовно-исторической миссией. До такой степени, что несчастные замордованные русские 60-80-х годов всерьёз плакали над трагедией Бунина или Набокова. Оба писателя, как известно, были состоятельными людьми, всю жизнь промучились на курортах и благополучно умерли в глубокой старости на вершине славы. А униженный и оплёванный человек на антресолях сталинской пятиэтажки умудрялся плакать над их эмигрантской ностальгией. И имел этому полное моральное и интеллектуальное оправдание. Потому что плакал он над русским Высоким Искусством. Над строками:
Бывают ночи: только лягу,
в Россию поплывет кровать,
и вот ведут меня к оврагу,
ведут к оврагу убивать.
Проснусь, и в темноте, со стула,
где спички и часы лежат,
в глаза, как пристальное дуло,
глядит горящий циферблат.
Закрыв руками грудь и шею, -
вот-вот сейчас пальнет в меня -
я взгляда отвести не смею
от круга тусклого огня.
Оцепенелого сознанья
коснется тиканье часов,
благополучного изгнанья
я снова чувствую покров.
Но сердце, как бы ты хотело,
чтоб это вправду было так:
Россия, звезды, ночь расстрела
и весь в черемухе овраг.
Великие стихи и великое чувство.
Под сенью великих чувств проходили следующие волны эмиграции (а точнее бегства) из России – военные «невозвращенство» и еврейская эмиграция 70-х. В последнем случае реминисценции были совсем далёкие, но прямые продолжатели дела Ленина-Сталина ещё господствовали, и даже колбасная эмиграция на Брайтон-Бич выглядела как политической протест. И разумеется, до определённых пределов, этим протестом была.
До определённых пределов, потому что уже военная эмиграция объективно вызывала много вопросов. Например, в 20-е годы из всех крупных меньшинств во Франции у русских беженцев была наименьшая преступность. А в конце 40-х в той же Франции наибольшая преступность была в среде советских перемещённых лиц. Однако сам страшный фон мировой войны, на котором происходило добровольно-принудительное перемещение советских людей, снимал все вопросы.
И наоборот, все эти вопросы встали со всей остротой, когда советские конца 80-х стали приезжать на Запад на законных основаниях и в ситуации весьма далёкой не только от национальной катастрофы, но и каких-либо серьёзных трудностей.
И вот тут даже гипотетическое помещение новоэмигрантов в ареол эмиграции старой явилось грубейшей культурологической ошибкой.
Ведь сам по себе статус эмигранта весьма низок. Эмигрант это большей частью не очень культурный авантюрист, решивший не мытьём так катаньем переломить свою жизнь к лучшему. Вещь эта сама по себе вполне допустимая, но вопросы к таким людям есть. Они покидают свою бывшую родину и теряют там статус полноценных граждан. А на новой родине этот статус им надо заработать десятилетиями примерной работы на благо местной общины.
Эмиграция это всегда понижение социального положения на крутую ступень, очень часто на две ступени, иногда на три – от аристократии до подонков.
Существует также вполне определённый тип эмигрантского поведения. Он вполне аналогичен мистерии классической урбанизации. После того как крестьянин переезжает в город и становится рабочим, он пишет в родную деревню уважительные письма и посылает посильные подарки. Это естественное поведение успешного человека. Если он подымается через ступень и превращается в городского служащего, то о родной деревне благополучно забывает. Город становится его референтной группой. Но если городская карьера у бывшего сельского жителя не задалась, он очень часто начинает срывать свою злобу на бывших односельчанах. Тогда в ход идут гневные эпистолы о проклятой чумазой деревенщине, которая не знает городской культуры, о пьяницах, лежебоках, хамах, холуях и т.д. – особо перечислять не буду: вы это хорошо знаете по подростковым заплачкам жежешных горе-эмигрантов.
Объективно такой человек производит самое жалкое впечатление. Собственно тут кто-то попал в беду и плачет. Поэтому меня сразу удивили многочисленные случаи полемики почтенных жежистов с индоктринированными эмигрантами. Это напоминало мне диалог античного краснобая с Вассерманом булькающей клизмой. Штука возможная, но строго в рамках очередного жежешного прикола.
И всё-таки позднее я решил, что жежисты поступают правильно, всерьёз обижаясь на сенатовых и манкунянов.
Потому что культурная традиция никуда не делась, и изгаляются они все равно на фоне старой эмиграции – высокой трагедии достойных и несчастных людей. Русских людей.
И ещё. Теперешная ситуация в России далеко не благополучная. В стране идёт опошление и редуцирование общения между людьми в масштабах если не сталинских, то иногда уже брежневских.
Чего вот кремлёвские ослы вцепились в русскоамериканских сирот? Думаете, просто ум за разум зашёл? Никак нет. В течение десятилетий под советский антиамериканизм подводилась солидная наукообразная база. Квазиучёные всерьёз разглогольстовали про идеологические разногласия «с миром чистогана» и про волшебную масонскую науку политэкономию с «относительным обнищанием рабочего класса», а также «производительными силами и производственными отношениями». Со стороны даже для людей с полным средним образованием получалось складно. А иногда и с неполным высшим. Можно было оформлять «один американец засунул в жопу палец» более-менее пристойно. «Взрослые люди говорят».
Но вся краузианская машинерия в одночасье свалилась с катушек. И в антиамериканском бесновании постсоветский политический кликуша показался перед мировой публикой а ля натурель. «И думает что он заводит патефон».
И вот тут в дело пошли дети.
В советской комедии «Блондинка за углом» есть убедительно показанный рубщик мяса из советского универсама – «Ашот Ашотович». Он стоит в халате с топором, а его спрашивают:
- Ашот Ашотович, а ты с инопланетянами смог бы разговаривать?
- Почему нет? Пообщались бы.
- А о чём бы ты с ними стал говорить?
- Да нашёл бы о чём поговорить. О работе бы поговорил, о детях.
Быдлоальдебаран, значит? Ничего, поговорим.
Вот и стоит науськанный незнамо кем советский дикарь перед американцами:
- Вы это… Жопа… Патефон… Говно. Пиндосы обоссаные.
- Гм…
- Заокеанские толстосумы! Пошто кровь из трудящихся, капиталисты проклятые, пьё… Гм… Ах да… Ну это… Гм…
- Гм…
- А дети у вас есть?
- О, да, йез. И знаете, у меня есть приемный сын Ваня, я его два года назад усыновил, он из детдома в Тамбовской области.
- А-а-а, ВАНЯ, говоришь. Понятно, пиндосня извращенская. Ты зачем Ваню мучаешь? Почку отрезал.
- Аааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа
- Что не нравится, пиндосня антианглийская? А детей наших убивать нравится? Отдавай Ваню!
-Ааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа
- Что, запрыгал, гнида?! А то сидит, хмыкает, сверхчеловек хренов. Мякушка ты, такой же человек как мы. И мы, утварь, с тобой диалог наладим. Будешь говорить всерьёз и на коленях. По-взрослому. Понял, патефонщик говённый?
Вот диалог двух культур и налажен. Воспринимают русских всерьёз, разговор ведётся, никто не хмыкает. Для полного среднего образования конечно не канает. А для неполного и начального – ничего. Нормалёк. С Пушкиным на короткой ноге.
Что делает эмигрантская шваль, паясничащая в ЖЖ? Она встаёт в позицию, в которой были наши духовные учителя 20-30-годов, - а через них и великие русские 19 века, - и начинает нести нечеловеческую гнусь.
Думаю очень наивно полагать, что это делается случайно, от сырости. Вначале, может быть, так и было, но это достаточно чёткая и ясная ПОЛИТИКА.
И если подумать, а кому на Западе нужны неумехи и социальные деликвенты? Они могут представлять хоть какой-то интерес только в связи с бывшей страной проживания. За небольшую сумму будут рыгать и хрюкать «по зову партии по велению сердца».
И за двадцать (!) лет этого хрюкания в русскоязычной эмиграции не появится НИ ОДНОГО нового политического издания, не выйдет ни одной книги. Хотя бы на уровне марксистского псевдоинтеллектуализма. Только «быдлорашка», «рашкованцы», «говно», «шариковы», «у меня есть чековая книжка».
Ничего, мы тебя, родной, этой чековой книжкой подотрём. Чтобы слово такое забыл – Россия.
