Штабс-капитан (Про Александра Александровича Пороховщикова)
– Ну и по рукам. Что же, Тихон Поликарпыч, «журавля» я, пожалуй, возьму себе.
– Как это – «себе», Кузьма Кузьмич, я же заказывал…
– Заказывали вы, Тихон Поликарпыч, а по счёту платил я, стало быть и «журавль» мой.
– Нет уж, позвольте!
– Нет уж Вы позвольте!
В круглом зале известного на всю Москву ресторана «Славянский базар» разгоралась нешуточная ссора. Два купца, которые только что судя по всему заключили какую-то крупную сделку и до сих пор вели себя вполне дружелюбно, вдруг без всякой видимой причины стали препираться и спорить. Их голоса становились всё более громкими. За происходящим с интересом наблюдали два человека за соседним столиком. Один – седой, гладко выбритый, подперев щёку левой рукой со слегка согнутым мизинцем, прищурившись внимательно следил за нарастающей ссорой через стёкла пенсне. Другой – по виду купец, с окладистой бородой и молодцевато вздёрнутыми кверху усами, взглядом подозвал стоявшего неподалёку отутюженного официанта и о чём-то тихо выспрашивал.
– Купцы «журавля» не поделили, – прокомментировал бородатый, закончив беседовать с официантом.
– Что такое? – недоуменно вздёрнул брови тот, что в пенсне.
– «Журавль» – хрустальный графин дорогого коньяка, – охотно пояснил бородатый. – Домой забирает тот, кто его оплатил. Для купца большое дело гостям показать коллекцию пустых «журавлей» из «Базара».
– Вот видите, любезный Владимир Иванович, а вы говорите – сюжеты. Да жизнь ежечасно подкидывает нам самые преинтересные сюжеты. Весь мир – театр, и люди в нём – актёры…
– Ваша правда, Константина Сергеевича, ну, за наш будущий театр.
Так или нет проходила историческая встреча К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко, теперь уже вряд ли кто знает доподлинно. Однако любой театрал охотно расскажет, что решение о создании МХАТ было принято 19 июня 1897 года в круглом зале самого лучшего московского ресторана «Славянский базар». Впрочем, история МХАТ известна достаточно хорошо. А вот история создателя «Славянского базара» – русского предпринимателя и общественного деятеля Александра Александровича Пороховщикова известна значительно хуже. Это забвение представляется незаслуженным, а потому следует устранить историческую несправедливость.
«Покупатель дома похвалит, а купец в лавке»
Сегодня его лишь вскользь упоминают исследователи истории Москвы XIX века. А когда-то имя Пороховщикова гремело не только в Москве, но и по всей России.
Александр Александрович Пороховщиков родился в 1834 году в семье дворян Московской губернии. Служил в армии, но не в обычных частях, а в «самых-самых» – в лейб-гвардии Семёновском полку. В 1859 году А.А.Пороховщиков в чине штабс-капитана вышел в отставку. Что тому причиной – неизвестно. В 25 лет оставить службу в одной из самых престижных и славных воинских частей России, видимо было что-то серьёзное… Впрочем, позднейшая биография А.А, Пороховщикова не позволяет думать, что он каким-то образом запятнал честь гвардейского мундира.
Как бы там ни было, а Пороховщиков оказался «на гражданке». Неожиданно у него проявилась предпринимательская жилка. Ближе всего по душе пришлось строительное дело. Возможно не без гвардейских связей ему удалось получить несколько выгодных казённых заказов. В частности, на выполнение работ по строительству и переустройству ряда правительственных учреждений: Священного Синода, Судебных установлений, Министерства иностранных дел. Работы, выполненные Пороховщиковым, получили высокую оценку государственного заказчика, что позволило заложить основу будущей репутации. Да и первичный капитал для последующих затей Пороховщиков сколотил именно за счёт выполнения казённых подрядов. А далее… далее его позвала родная Москва.
Пореформенная Москва 60-х переживала строительный бум. Тут и там строились новые здания. В основном это были склады, торговые помещения, гостиницы. В то время основным московским торговым центром зимой был Гостиный двор, который многих уже не устраивал: и купцов, и простых москвичей. Пороховщиков сразу смекнул, что Москве нужен новый крупный торговый комплекс. «Однако чем же выковырить купцов из Гостиного двора?» – раздумывал Александр Александрович. И придумал.
На Ильинке, на месте старинного Новгородского подворья Пороховщиков решил возвести отапливаемый торговый комплекс – для Москвы того времени штука невиданная. Комплекс так и получил название – «Тёплые ряды». Проект был заказан архитектору Александру Никитину. Строительство в 1865 году «Тёплых рядов» вызвало немало толков среди населения купеческой столицы России. Шутка сказать: традиционно купец сидел в своей холодной лавке, укутанный огромными шубами. Можно даже сказать, что шуба была одним из отличительных признаков московского купца. «Какой же я купец без шубы? Кто у меня товар станет покупать?» – ворчало поначалу московское купечество. Однако дело было, конечно, не в шубах.
Арендная плата на благоустроенные, отапливаемые помещения «Тёплых рядов» была заметно выше, чем в холодном Гостином дворе. Но москвичам сразу понравились «Тёплые ряды» ибо – тепло и светло, да и эстетические переживания были не на последнем месте. А «Тёплые ряды» стали действительно первыми в истории города торговыми площадями, украсившими городской ансамбль. В конечном итоге, уважающим себя купцам хочешь не хочешь, а пришлось арендовать лавки в этом торговом комплексе. То была первая большая победа Пороховщикова – строителя.
Коммерчески выгодная идеология
Чтобы лучше понять тот общественный резонанс, который вызвало следующее строительство, затеянное Александром Пороховщиковым, надо пару слов сказать о таком явлении, как славянофильство.
Славянофильство зародилось в Москве в 40–50-х годах XIX века, как антитеза петербургской «бездушной западной бюрократии». В 60-70-е года славянофильство переживало свой расцвет. В 1871 году вышла «библия славянофилов» – книга Н.Я. Данилевского «Россия и Европа», в которой все разрозненные славянофильские идеи об особом, по мысли автора, пути России и славянских стран были уложены в достаточно стройное здание новой идеологии. Всё мелкое и среднее дворянство Москвы, а также практически поголовно всё московское купечество считало себя славянофилами. Славянофилы ходили в пышных шубах и шапках, напоминающих старые русские одежды, любили помпезные банкеты, на которых поднимали тосты за объединение всех славян под скипетром «Московского царя», а свои дома украшали в «русском стиле». И вот в этой ситуации Пороховщиков начинает строительство в Москве на Никольской улице невиданного ещё культурного центра, которому даёт название «Славянский базар». Это была бомба.
Непосредственным толчком к разработке идеи московского общественного центра послужило появление Кокоревского подворья (об этом как-нибудь в следующий раз). Пороховщиков решил сделать нечто ещё более грандиозное. По его мысли необходимо было создать единый общественно-культурный центр, состоящий из лучшей гостиницы, ресторана, концертного зала. Тут правда сразу сказалась некоторая неразборчивость Александра Александровича в идеологических вопросах. Дело в том, что славянофилы резко отрицали «западничество», но ресторан был сугубо европейским заведением. До «Славянского базара» в Москве ресторанов вообще не было. Однако кипевшего энергией Пороховщикова такие мелочи смутить не могли. В архитектуре гостиницы, внутреннем оформлении и убранстве ресторана в обилии были использованы русские и славянские национальные мотивы. К делу был привлечён архитектор А.Е. Вебер.
Для оформления концертного зала «Беседы» (архитекторы А.Л.Гун и П.Н.Кудрявцев) Пороховщиков заказал молодому и ещё никому не известному выпускнику Академии художеств И.Е.Репину картину «Русские и славянские художники», заплатив полторы тысячи рублей (большие по тем временам деньги). Репин позднее вспоминал о Пороховщикове, как о великолепном организаторе, способном одним своим словом задать новый импульс строительству. «Пороховщиков, – вспоминал Репин, – знал людей и умел шевелить москвичей – и низшие и высшие слои были им сильно возбуждаемы по надобности…»
Гостиница «Славянский базар» была открыта в 1872 году, а год спустя – ресторан и концертный зал. Пороховщиков угадал: соединение московской славянофильской традиции с новациями в области гостинично-ресторанного бизнеса на западный манер оказалась очень доходным предприятием. Публика валила валом. Пороховщиков стал не только узнаваемой фигурой, но весьма и весьма состоятельным человеком.
В.А.Гиляровский в своей книге «Москва и москвичи» писал:
Фешенебельный «Славянский базар» с дорогими номерами, где останавливались петербургские министры и сибирские золотопромышленники, и степные помещики, владельцы сотен тысяч десятин земли, и... аферисты, и петербургские шулера, устраивавшие картежные игры в двадцатирублевых номерах.
Ход из номеров был прямо в ресторан, через коридор отдельных кабинетов… Обеды в ресторане были непопулярными, ужины – тоже. Зато завтраки, от двенадцати до трёх часов, были модными… Купеческие компании после «трудов праведных» на бирже являлись сюда во втором часу и, завершив за столом миллионные сделки, к трем часам уходили. Оставшиеся после трёх кончали «журавлями».
«Завтракали до «журавлей» – было пословицей. И люди понимающие знали, что… завтрак был в «Славянском базаре», где компания, закончив шампанским и кофе с ликерами, требовала «журавлей». Так назывался запечатанный хрустальный графин, разрисованный золотыми журавлями, и в нём был превосходный коньяк, стоивший пятьдесят рублей. Кто платил за коньяк, тот и получал пустой графин на память. Был даже некоторое время спорт коллекционировать эти пустые графины…»
Добросовестный… расхититель?
После «Славянского базара» Пороховщиков – уже авторитетнейший строительный подрядчик – отреставрировал для архива МИД в Москве бывший дом Нарышкиных, что не принесло ему широкой известности, однако увеличило собственное состояние. Работы шли с 1871 по 1874 г.г. и обошлись казне в 300 тыс. рублей. Пороховщиков ходатайствовал о награждении лучших рабочих медалями и денежными наградами.
В дни торжества – отстроенное здание архива МИД посетил даже сам государь Александр II – от чахотки умерла молодая жена Пороховщикова. Однако личная трагедия не только не приостановила кипучую деятельность лучшего московского строителя, но и придала ей новое направление.
Для мощения московских улиц в то время использовался мягкий известняк, который быстро стирался. Летом едкая известковая пыль от московских мостовых поднималась в воздух, заполняла лёгкие. По мнению лечащих врачей, одной из причин смерти жены Пороховщикова стала известковая пыль. В память о жене Александр Александрович решил замостить улицы Москвы твёрдыми породами камня – диабазом и диоритом. Он стал также широко использовать асфальт. Качество пороховщиковского асфальта на Никольской улице было таким, что мостовая не потребовал ремонта в течении четверти века.
Ещё одной интересной идеей Пороховщикова, которой правда, не было суждено осуществиться в то время, стал проект московской окружной дороги. Правда в то время не автомобильной (в 70-х годах XIX века по ней можно было бы пустить разве что кареты или телеги), а железнодорожной. Пороховщиков подал в правительство записку «Об окружных городских железных дорогах вообще и, в частности Московской окружной железной дороге». В записке, ссылаясь на опыт таких городов, как Берлин и Лондон, А.А.Пороховщиков доказывал, что торговля и коммунальное хозяйство настоятельно нуждаются в дороге, которая опояшет Москву по кругу.
У широкой популярности и известности в купеческих кругах была и своя неприятная сторона. О Пороховщикове всё более стали поговаривать, как о нечистоплотном дельце. Причём слухи эти распространяли не его коллеги купцы, а разные профессора и писатели из Петербурга.
Например, в феврале 1895 года профессор К.П. Победоносцев в письме к Николаю II так характеризовал Пороховщикова:
Он промышлял в Москве постройками, извлекая из того свою выгоду в ущерб предприятию.
Интересно сравнить это с характеристикой, которую дал создателю «Славянского базара» статс-секретарь МИДа А.Ф.Гамбургер:
Очень много великолепных зданий уже было выстроено в Москве этим подрядчиком… Он пользовался хорошей репутацией и мне показался человеком знающим своё дело и добросовестным.
И в огне не горит…
Жилищный вопрос есть вопрос первостепенной государственной важности.
Нет, это не цитата из решений какого-то съезда КПСС. Это фраза из речи А.А.Пороховщикова на Нижегородской всероссийской выставке 1896 года. Эта фраза самым тесным образом связана с ещё одной помпезной затеей Александра Александровича, которая вызвало немало толков и была неоднозначно принята в российском обществе.
Как всем известно с самых юных лет, основу благополучия русской жизни издревле составляла лубяная (она же – деревянная) изба. Подобно тому, как фахверковые постройки являются характерной особенностью средневековой Германии, так деревянные избы являются атрибутами матушки-Руси. Деревянная изба издревле почти обожествлялась. А царь Алексей Михайлович вообще отказывался жить в каменных палатах, мотивируя это тем, что они вредны для здоровья. Из каких научных источников он это почерпнул – не известно. Но не подлежит сомнению, что бревенчатая изба и в самом деле создаёт особый микроклимат дома: даже самым жарким летом в ней не знойно, а в самый лютый мороз при наличии хорошо сложенной печи в ней достаточно легко поддерживать тепло.
Одно плохо в деревянной русской избе – она в крайней степени подвержена пожарам. Москва несколько раз выгорала дотла из-за того, что практически сплошь была деревянной. Кроме того, после реформ 1861 года и последовавшего за ней строительного бума, лес значительно поднялся в цене. В результате крестьянская изба конца XIX века стала «оскуделой» (таковой она и предстаёт нам с картин художников-передвижников). Лес для крестьянской избы стал использоваться похуже, сама она стала «пожиже», словом не изба, а сущее мучение. Как писал Пороховщиков в своей работе «Изба. Её значение в жизни народа и государства»:
Избы нынче строятся из лесных отбросов и напоминают расползшийся хлев с гнилой крышей.
По данным Пороховщикова плохие жилищные условия (о этот вечный квартирный вопрос!) приводили к более высокой, по сравнению с Европой, смертности. Например, по его данным в Англии того времени средняя смертность составляла 19 человек на каждую тысячу, а в России – 35 на 1000. Да ещё пожары. Только в 1892 году пожары в деревнях принесли убытков на сумму 60 млн. рублей. Впрочем, владельцы деревянных строений (и крестьяне в том числе) по закону были обязаны страховать от пожаров своё жильё. Как оказывается, в XIX веке весьма было развито страховое дело.
Однако по мнению Пороховщикова, страховые выплаты не компенсировали потери. По его данным, страховые компании многократно занижали ущерб от пожаров (ничто не ново под луной!), в связи с чем в 1892 году выплатили страховку всего на 14,98 млн. рублей, т.е на 45 млн. меньше, чем был реально причинён ущерб пожарами. Да кроме того, в том же 1892 году крестьяне внесли страховых взносов на сумму 49,8 млн. рублей. Словом, обязательное гражданское страхование того периода было почище пожаров. Ну или, во всяком случае, сопоставимо с ними.
Единственным выходом из создавшейся ситуации А.А. Пороховщиков видел радикальное изменение быта русского крестьянства. Вернее, на сам быт как таковой он не покушался, но предлагал поставить жирный крест на проекте «лубяная изба», открыв новую страницу в истории сельского строительства: «Огнестойкие строения».
Покусился на святое, короче. А ведь изба в России – больше чем изба. Любой самодеятельный художник, или писатель, или поэт, решив написать полотно в стиле «сельский а ля рюс», обязательно изобразит бескрайние нивы, березовые рощи и – правильно – избы, избы, избы. Ну куда Россия без избы? А Пороховщиков предлагал заставить крестьян переселиться в какие-то огнестойкие «глиносложенные постройки». Неизвестно, как к этому отнеслись крестьяне, но писатели отнеслись с явным неудовольствием. И то сказать, если бы затея Пороховщикова удалась, то где бы искали натуру певцы народных страданий?
Писатель В.Г. Короленко – властитель дум марксисток-гимназисток – по поводу затеи Пороховщикова раздражённо писал в 1894 году:
…Пороховщиков исхлопотал себе какие-то пособия на предмет замены деревянно-соломенной Руси – Русью глинобитной и огнестойкой… Имеет быть устроена III группа VII отдела, в которую будет набрана «народная дружина».
Дружину обучат «глинобитию» и пустят обновлять Русь. Пахнет весь этот глинобитный патриотизм каким-то шарлатанством и этот запах усиливается оттого, что при сем случае А.А. Пороховщиков уже получил возможность как-то исхлопатывать медали, награды и звания поставщиков двора – за известное вознаграждение.
Нет, это конечно возмутительно, чтобы предприниматель принимался переустраивать Россию «за известное вознаграждение», а не за собственный счёт!
По Короленко много лет спустя некто В.И.Ленин выразился весьма грубо следующим образом – «они думают, что они мозг нации, а на самом деле они г…». Но Пороховщикова мнение Короленко и других злопыхателей мало волновало. Он даже не счёл необходимым отвечать на эти выпады. Пороховщиков со всей своей энергией (которой у него, похоже, был непочатый край) принялся пропагандировать свою затею. Для чего выступал с лекциями по всей России и массовыми тиражами выпускал брошюры. Занимался пиаром, короче, напропалую. И, надо отметить, пиар помог – Пороховщиков получил одобрение чуть ли не самого Николая II. Предприниматель тут же в свойственной себе манере объявил огнестойкие посёлки панацеей от всех социальных и духовных проблем России и построил в селе Спасское-Котово нижегородской губернии прообраз такого посёлка. Однако сам же Александр Александрович допустил ряд ошибок, которые в конечном итоге привели к тому, что проект не состоялся.
Во-первых, уж слишком резким был переход от бревенчатых изб. Ну это как если бы сегодня кто-нибудь предлагал переселить всех жителей из кирпичных и бетонных многоэтажек в дома из бутылок.
Во-вторых, вместо того, чтобы создать собственную строительную фирму, которая должна была бы возводить огнестойкие посёлки по всей Руси Великой, Пороховщиков сделал ставку на взимание платы за обучение. Он был уверен, что крестьяне сами могут строить огнестойкие дома, как они сами строят себе избы. Но их надо обучить. Раскинув по всей России сеть учебных центров и взимая плату за обучение, Александр Александрович и рассчитывал поиметь неплохой барыш. Идея в целом была неплоха, да и поддержка высших эшелонов власти было в кармане, но… не сработало.
Проект Пороховщикова был слабо просчитан экономически, не учитывал ни свойств материала (он предлагал делать глино-земельные строительные блоки), ни климатических условий, которые в России весьма разнообразны. Да и учебный центр в Спасском-Котове не показал себя как надо: плата была высокой, преподавание было слабым, ученики разбегались. После неудачи с проектом создания «огнестойкой России» Пороховщиков ударился в публицистическую деятельность. Впрочем, это уже совсем другая история.
Эпилог
В рамках одной статьи сложно описать все начинания этой яркой и во многом противоречивой фигуры. Я полностью обошёл стороной общественную деятельность А.А. Пороховщикова, благодаря которой он стал советником царя. Пороховщиков возглавлял Славянский комитет, который занимался отправкой добровольцев в Сербию; формировал народную дружину Москвы для охраны государя Александра III на коронации. Но на рубеже веков он оказался почти в полной изоляции. Пороховщиков интуитивно ощущал, что развитие России идёт куда-то не в ту сторону, что самодержавие гибнет, что бюрократия выгрызает страну, что революционеры набирают силу. Однако ни в одной из общественных сил он не видел опоры, а коммерческой деятельностью практически прекратил заниматься. Последним его детищем стало издание газеты «Русская жизнь», в которой Пороховщиков бичевал главную, по его мнению, беду России – бюрократию (он называл её старинным словом «средостение»).
Умер Александр Александрович Пороховщиков в 1914 году.
Одним из потомков штабс-капитана Пороховщикова был другой Александр Пороховщиков, изобретатель, создавший несколько оригинальных моделей самолётов, а в 1915 году первый русский танк, который вошёл в историю танкостроения под названием «Танк Пороховщикова». Сам создатель был по обвинению в шпионаже арестован в 1940 году и позднее расстрелян (впрочем, это отдельная история).
Возвращаясь к создателю «Славянского базара»… Сегодня об одном из самых ярких московских строителей XIX в Москве мало что напоминает. Его «Тёплые ряды» (ул. Ильинка, 3) по решению правительства Москвы в 1997 году были реконструированы, а фактически большая их часть попросту снесена. На их месте построили трёхъярусный гараж.
Не менее печальна участь и знаменитого «Славянского базара». Здание попросту сгорело в 90-х годах XX века. И многие посетители Камерного музыкального театра (ул. Никольская, д. 17) скорее всего даже не подозревают, что аляповатого вида «в античном стиле» фасад скрывает то, что осталось от самого первого и самого шикарного ресторана Москвы.
Единственное здание, которое сегодня напоминает о бурной натуре Александра Александровича Пороховщикова – его дом в Староконюшенном переулке, который выстроил для него архитектор А.Л. Гун в начале 70-х годов XIX века. Макет этой «Русской избы» получил даже премию на выставке в Париже. После революции в доме жили посторонние люди, а в 70-х годах XX века в рамках массового выселения жителей из района Арбата, дом был передан государственным организациям. В 90-х годах один из потомков А.А.Пороховщикова – известный актёр Александр Пороховщиков, сумел получить права на владение семейной реликвией.
По страной прихоти судьбы памятником известному русскому зодчему, некогда создавшему «русский стиль», меценату и публицисту, мечтавшему переселить всю Россию из деревянных домов в «огнестойкие», стало бревенчатое здание – одно из немногих деревянных, случайно уцелевших в современной бетонной Москве.
